Вечером 11 сентября мы пили чай в милой съемной комнате в тихом краснокирпичном районе Бруклина, говорили о тряпках и похолодании, качали Вики Кристину Барселону и чистили апельсины.

Тут послышался шум выбивающейся входной двери. Какой-то гипершум, стремящийся, собственно, к нам. Спустя пару секунд выбили и нашу дверь тоже. Из неё показался ломик, крутой большой железный ломик. Это было начало конца и воспетое ощущение проносящейся перед глазами жизни.

После ломика появились щиты, фонарики, оружие и кучка полисменов, злых и несмешных. На нас кричали истошно и надевали наручники. Я забыла не то что английский, а собственный возраст и только путем математических вычислений пришла к своим 22-м.

Это безумная эмоция – страха, интереса, абсурда, физического насилия. Мой организм истерично смеялся и дрожал с ног до головы, чего раньше не умел и не знал о себе.

Я была в постели и потому в ночнушке, простуженная и не желающая в социум. Из-за кашля мне единственной дали одеться – оставшихся 2-х девочек вывели в шлепках и футболках.

Конечная суть в том, что наши соседи барыжили героином. Штурмом брали весь дом и всех в нем. Нас усадили в машину с сопровождением и привезли в первый участок. Там камера отдельная и с бежевой решеткой. Я веселилась от внезапно грянувшего аттракциона и вспоминала какой-то там сопоставительный анализ лагерный прозы Солженицына и Шаламова. Потом были фоточки, отпечатки пальцев, болтовня со смотрителями и просунутые сникерсы.

После нас увезли в тюрьму на Бродвее. Надели другие наручники (в которых цепочкой идешь друг за другом по длинным серым коридорам), обыскали и посадили в большую камеру на этот раз с зеленой решеткой, черными орущими беззубыми кокаинщицами и проститутками. Нас было 15 человек. Помню, потому что пересчитывали постоянно.

И всё – 2-е суток прижавшись на вшивом матрасе, с прерывающимся сном, затекающими частями тела, грязнеющими волосами и переоценкой всего, что было. Страшнее нет ничего, совсем ничего. Эстетика там уходит в такие минусы, из которых выхода нет. Там бичовочки. Наверное, типичные. Там нет времени. И проблем по сути нет. Там наплевать, потому что не веришь в наличие в мире свободы. И на себя наплевать. Только мерзнешь очень.

Кормили зелеными яблоками, хлебом, сыром и молоком. Я не пью молоко и существовала без жидкости поэтому. Мы пережили одну ночь, вторую. На суд вызывали группами, громко и под скрежет ключей. Я хотела слышать только скрежет ключей. Он был самым положительным из всего. Будили в семь утра утра пинками. Я так и не поняла, зачем вообще и почему так рано. Мы никуда не торопились.

Утром 13 сентября вызвали нас, снова поводили по коридорам, признали невиновными и отпустили. Нью-Йорк был солнечным, энергичным и своим. Небо синим.

Вечером всё перемололось и стало историей.

Ночью мы пили виски и отчаянно любили жизнь.